Отец советского червонца

   Второго августа исполнилось 145 лет со дня рождения Владимира Тарновского (1872-1954), общественного деятеля, финансиста. В Александрии о нем мало знают. Но в Календаре знаменательных дат Александрийщины на 2017 год есть сведения о нем, в основном почерпнутые из статьи В.Босько в газете «Народне слово» от 3 декабря 2015 года. В интернете о Владимире Васильевиче тоже информации немного. Но судьба «отца советского червонца», как его называют, заслуживает внимания и памяти. Тарновский спас большевиков от экономического и политического кризиса. А может, и от гибели строя.

    В советское время червонцем называли красно-розовую денежную банкноту номиналом 10 рублей. Современная украинская 10-гривневая купюра имеет похожий цвет, но червонцем ее уже никто не называет. Вместо Ленина на ней изображен Иван Мазепа. А настоящий золотой червонец с крестьянином-сеятелем на лицевой стороне монеты знаком разве что коллекционерам-нумизматам. И то по картинкам.

   Между тем червонец – это первая и последняя в истории СССР конвертированная валюта, существовавшая во времена НЭПа (1921-1927 гг.). И к ее появлению Владимир Тарновский причастен непосредственно.

   В истории советских финансов есть крайне интересный период, который, при всей своей кажущейся известности, изучен недостаточно. Речь о введении золотого червонца в 1924 году. Тарновский был одним из тех, кто подготовил эту реформу, остановившую гипер-инфляцию и возродившую экономику страны советов. Ситуация в стране была крайне тяжелой, рубль к осени 1921 года по сравнению с 1914-м обесценился в десятки тысяч раз. Советское правительство привлекло к решению возникших проблем целый ряд финансистов и экономистов, имевших опыт работы в финучреждениях дореволюционной России. Однако эта мера оказалась сильно запоздавшей – из-за неурожая 1921 года поступление продовольствия на рынок резко сократилось. Как следствие – цены с октября 1921-го по май 1922-го выросли в 50 раз.

   Удорожание продовольствия вынудило правительство повысить уровень зарплат, а значит, включить печатный станок. Избыточная эмиссия совзнаков привела к резкому росту инфляции, которая ставила крест на восстановлении экономики после гражданской войны. Осенью 1921 года декретами Совета народных комиссаров (СНК) и Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК) был учрежден Госбанк РСФСР, еще без эмиссионного права. В Наркомфине состоялось первое крупное совещание по регулированию денежного обращения с участием привлеченных специалистов. Большинство из них смотрели на перспективы рубля весьма скептически, полагая, что устойчивая валюта может появиться только в результате восстановления экономики. Бывший банкир и бывший миллионер, а ныне простой сов-служащий Владимир Тарновский предложил Наркомфину жесткий, но крайне эффективный ход. Эмиссию стремительно обесценивающихся совзнаков, покрывающую бюджетный дефицит, не прекращать. Однако параллельно выпустить банкноты, обеспеченные золотом и инвалютой – они и запустят коммерческий оборот. С одной стороны, финансовая система стабилизируется – людей не ограничивали в совзнаках и никаких конфискационных мер правительством не предпринималось. С другой – формировался стимул для открытой коммерции и фактически демонтировался черный рынок.

   Владимир Тарновский по происхождению был потомственным дворянином. Родился в селе Юлкановке Бандуровской волости Александрийского уезда Херсонской губернии. Окончив кадетский корпус и юнкерское училище, 22-летний поручик Владимир Тарновский начал службу в армии. Однако его военная карьера не сложилась. В 1897 году, после трёх лет армейской службы, офицер подал в отставку, решив попробовать себя на финансовом поприще. При этом он имел только военное образование, и у него не было ни связей, ни знакомств. Поэтому, поступив на государственную службу, первые пять лет он занимал лишь незначительные должности в местных учреждениях Государственного банка. Но со временем молодой банковский чиновник приобрёл необходимый опыт, был замечен начальством: грамотен, упорен, трудолюбив, отлично знает дело, способен к ответственной самостоятельной работе.

  В 1902 году 30-летний Тарновский был приглашён на должность управляющего городским отделением Московского Международного торгового банка, а через шесть лет стал управляющим Самарского коммерческого банка. В 1912 году В.В. Тарновский занимает должность директора и входит в правление одного из крупнейших акционерных банков коммерческого кредита России – Сибирского торгового банка в Петербурге. К октябрю 1917 года 45-летний банкир В.В. Тарновский владел капиталом в размере около 3 млн рублей, а его оклад в 1912-14 годах составлял 100 тысяч рублей в год. У него была семья – жена Александра Васильевна и дочь Ольга.

   В Первую мировую войну, как истинный офицер и патриот, успешный банкир и миллионер в 42 года, на пике своей карьеры, уходит добровольцем на фронт – в составе своего прежнего лейб-гвардейского 3-го стрелкового полка. Восемь месяцев поручик Тарновский провел в окопах. От полка после одного из сражений осталось только 250 человек. Тарновскому посчастливилось уцелеть, но вскоре из-за серьезной болезни он был эвакуирован в тыл и на какое-то время вернулся к банковским делам.

   Октябрь 1917 года В.Тарновский, как и все представители российского банковского капитала, встретил враждебно. Однако при этом он не эмигрировал и не перешел на службу к белогвардейцам. Революция застала его в Финляндии, но он добровольно приехал в Петроград и одним из первых откликнулся на призыв Советской власти к российской интеллигенции вернуться на службу. Лишённый новой властью всех своих капиталов и постов, Тарновский принял решение остаться на родине, чтобы разделить её судьбу.

 Уже в декабре 1917 года все российские акционерные коммерческие банки были национализированы и слиты с Государственным банком в единый Народный банк. В. Тарновский остался без места. Бывшему миллионеру удаётся устроиться лишь скромным агентом для поручений на Московско-Виндаевско-Рыбинскую железную дорогу.

  В 1920 году его назначают председателем финансовой секции Петроградского отделения Института экономических исследований Народного комиссариата финансов РСФСР. Это – время «военного коммунизма», торжества военно-коммунистичесой идеологии, а также идеи полного отмирания в самом ближайшем будущем денег как наследия капитализма.

  К тому времени большевики фактически превратили Россию в страну, где господствовал натуральный обмен. Полный обвал финансовой системы привёл к тому, что самой твёрдой валютой на рынке оказался самогон. В 1919-1922 годах, наряду с царскими кредитными билетами, «керенками» и другими «деньгами» белых правительств, по стране ходили так называемые «совзнаки» – денежные суррогаты, которыми расплачивались на советской территории. Официально совзнаки, хотя и измерялись в рублях, деньгами не назывались, и их курс был рекордно низок. Если в начале 1914 года за доллар давали 1 рубль 94 копейки, в день октябрьской революции – 11 рублей, то к концу 1919 года курс доллара возрос – до 72 рублей 46 копеек, а в 1920 году за доллар давали уже 256 совзнаков; в конце 1921 года – 1389.

   На III Всероссийском съезде совнархозов (январь 1920) была выдвинута задача установления «твёрдой учётной единицы», за основу которой должна быть взята единица труда. За единицу измерения принимался один нормальный день труда рабочего I разряда. Любые разговоры о возврате к полноценному денежному обращению расценивались в то время как «антимарксистские» и «контрреволюционные»: «так как «человечество за свою историю уже столько натерпелось из-за этих самых проклятых денег!». Но Кронштадтское восстание в марте 1921 года наглядно доказало лидерам большевиков всю утопичность их теоретических построений. Полная разруха народного хозяйства, голод и чудовищная инфляция свидетельствовали об утрате правительством экономического контроля над страной. Оставался лишь шаг до утраты контроля политического: во многих районах вспыхивали стихийные крестьянские восстания против продразвёрсток и политики «военного коммунизма». Большевистскому правительству ничего не оставалось, как перейти к новой экономической политике, т.е. заменить продразвёрстку твёрдым «продналогом» и в корне пересмотреть своё отношение к деньгам, как «к проклятому наследию капитализма».

   В конце 1921 года во главе Наркомфина РСФСР встал 33-летний Г.Я. Сокольников, окончивший курс докторанта экономических наук в Сорбонне. Именно он с группой экономистов, в которую входили в основном специалисты «старой» школы во главе с Владимиром Васильевичем Тарновским, начал энергично претворять в жизнь идею создания червонного обращения. В октябре 1921 года упразднённый за ненадобностью в годы революции Госбанк РСФСР был восстановлен декретами СНК и ВЦИК. В.В. Тарновский вернулся к практической банковской работе.

    Существует версия, что идею будущего «червонца» В.В. Тарновский сформулировал на основании своих наблюдений за действиями руководства 2-ой Петроградской шорно-футлярной и чемоданной фабрики. Чтобы оградить своих рабочих и служащих от больших потерь при стремительных темпах обесценивания денег, администрация фабрики решила ввести систему оплаты труда не бумажными деньгами, а особыми бонами, имеющими хождение лишь на территории фабрики. Стоимость этих бонов соответствовала довоенному курсу золотого рубля. По специальному заказу для фабрики изготовили к началу 1922 года металлические боны от 1 копейки до 5 рублей. Заработная плата рабочих составляла от 60 копеек у чернорабочих до 2 рублей 50 копеек у квалифицированных рабочих в день. Средний же заработок рабочего достигал 30 рублей в месяц по золотому курсу. Только за первые десять дней января 1922 года лавкой при фабрике было выдано в обмен на боны на каждого рабочего по 5 фунтов гороха, 1 фунт постного масла, 20 фунтов овощей, 5 фунтов трески, 3 фунта сельди, 2 фунта гречневой крупы, 1/4 фунта китайского чая и некоторые другие продукты. Кроме того, еже-дневно отпускалось на одного рабочего по 2 фунта хлеба. Цены на продукты в лавке находились на уровне цен довоенного (до Первой мировой войны) времени и составляли, например, на хлеб – 3 копейки, крупу гречневую – 6 копеек, горох – 6 копеек, соль – 2 копейки, сахар – 26 копеек за один фунт. В лавке продавались и промышленные товары повседневного спроса: мануфактура, обувь, посуда, мыло, спички и т.д. Приличная рабочая блуза стоила 1 рубль 25 копеек. Оставшиеся неотоваренными в лавке боны рабочие могли в любой момент обменять в фабричной кассе на наличные деньги по курсу золотого рубля на день обмена. Боны вскоре стали иметь хождение и за пределами фабрики. Их охотно принимали другие магазины, лавки и торговцы, обменивавшие затем эти «деньги» в кассе фабрики. Оставалось только теоретически обосновать и внедрить этот опыт в масштабах всей страны.

  Выпускать валюту для нужд народного хозяйства, по мысли Тарновского, должен был Государственный банк – единственный, кто в состоянии контролировать реальную потребность в ней страны. Поэтому именоваться она должна «Кредитным билетом Государственного банка». Билеты банка должны обеспечиваться принадлежащими Госбанку и заложенными у него золотом, благородными металлами, иностранной валютой и другими ценностями и товарами, а равно благонадёжными векселями и обязательствами. В каждом таком бумажном знаке должен быть обязательно заложен его золотой эквивалент. Тут же давался подсчёт: каждый «золотой рубль» должен содержать 17,424 доли золота. И это золото любой гражданин, который засомневается в надёжности единицы, мог бы немедленно получить на руки в обмен на кредитный билет по открытии в 9 утра окошка банка. А лучше, размышлял автор идеи, просто часть денег выпускать в виде золотых или серебряных монет. Пусть неудобных в обращении, но уж не вызывающих сомнения, что если серебряный рубль содержит 20 граммов серебра, то никогда он уже не обесценится и не девальвирует. На первом этапе введения червонца, чтобы были видны его реальная стоимость и твёрдость его позиций, в стране надо разрешить свободное обращение иностранной валюты, благодаря чему и станет виден действительный паритет к ней червонца. Свои мысли Тарновский вскоре опубликовал в виде статьи «Вопросы денежного обращения и Госбанк», напечатанной в 1922 году в сборнике статей «Вопросы банковой политики». И в том же 1922 году все (!) указанные бывшим банкиром и царским офицером рекомендации были проведены в жизнь законодательными актами Советского государства.

  Уже 25 июля 1922 года был принят декрет Совнаркома «О предоставлении Государственному банку права выпуска в обращение банковских билетов». Госбанк стал усиленно готовиться к выпускной операции. 9 октября на заседании коллегии Наркомфина слушался и был утверждён проект Наказа Госбанку о порядке выпуска банкнот. Через два дня – 11 октября 1922 года – Совнарком принял ещё один декрет – «О предоставлении Государственному банку права выпуска банковских билетов». В декабре новые банкноты стали появляться в каналах денежного обращения. Новые деньги было принято назвать червонцами – в память о русской монете, чеканившейся из высокопробного золота в XVII-XVIII веках.

  Червонец был встречен населением с доверием и рассматривался, скорее, не как средство обращения, а как неденежная ценная бумага. Но население меняло бумажные червонцы на царские золотые монеты и наоборот, иногда даже с небольшой переплатой за бумажные червонцы (ввиду удобства ликвидности и хранения). Благодаря этому, курс червонца оставался стабильным, что дало прочную почву для развёртывания НЭПа в 1922-1926 годах.

   2 февраля 1924 года Второй съезд советов постановил ввести в обращение устойчивую валюту общесоюзного образца, а с 10 марта начался выкуп у населения совзнаков. Так было прекращено параллельное хождение двух валют.

  В 1924-1925 годах детище Тарновского – советский червонец – едва не стал международной валютой. С апреля 1924 года курс червонца начинает котироваться на Нью-Йоркской фондовой бирже – червонец стоял на уровне, превышающем его долларовый паритет. В 1924-25 годы неофициальные сделки с червонцем совершались в Лондоне и Берлине. В конце 1925 года был принципиально решён вопрос о его котировке на Венской бирже. К тому времени червонец официально котировался в Милане, Риге, Риме, Константинополе, Тегеране и Шанхае. Советский червонец можно было разменять или приобрести практически во всех странах мира.

  Владимир Тарновский мечтал об экономическом возрождении России. Но в то же время он отлично понимал: без крепкой и постоянно развивающейся экономики червонец не сможет сохраниться как твёрдая валюта. Уже в 1926-1928 годах червонец перестал быть конвертируемой валютой. После кредитной реформы 1930-1933 годов, направленной на свёртывание НЭПа, централизацию кредитных процессов в экономике и отмену коммерческого кредитования и вексельного оборота, червонцы фактически были вытеснены из обращения банковскими и казначейскими билетами, номинированными в рублях.

  В дальнейшей судьбе Владимира Тарновского были взлеты и падения. Он был первым председателем правления Российского коммерческого банка, научным сотрудником Госплана СССР, председателем правления Строительного общества взаимного кредита, недолго работал в ГУ «Гострудсберкасс», потом – в отделе кредитной политики Наркомфина. Последняя его должность в Наркомфине – помощник заведующего отделом кредитных учреждений и денежного обращения.
10 октября 1929 года В.В. Тарновский был «вычищен» с государственной службы по «первой категории» комиссией по чистке и проверке аппарата Наркомфина СССР. Вместе с В.В. Тарновским была «вычищена», как сообщалось в прессе, «солидная группа буржуазных экономистов, которые были нужны в период восстановления финансового хозяйства, но с которыми теперь нам не по пути». В процессе «чистки» Тарновскому припомнили всё: папу – царского полковника и помещика, добровольную службу «царю и Отечеству», 3 миллиона рублей личного капитала, все ошибки, пассивность в общественной жизни коллектива, критические замечания его научных докладов, а главное – Комиссия по чистке признала за В.В. Тарновским авторство червонца. Теперь, во времена свёртывания НЭПа, это рассматривалось не иначе как «вредительство» и государственное преступление. «Вычищен по первой категории» означало запрет на работу в любых государственных, кооперативных и общественных организациях, лишение пенсии, выходного пособия и пособия по безработице. Позже было разрешено некоторым «исправившимся» специалистам вернуться на службу, но в Наркомфине Тарновский больше не работал. Банковские директора – коллеги по дореволюционной работе – предлагали В.В. Тарновскому эмиграцию и безбедное существование на основе имевшихся за границей капиталов. Но он отверг эти предложения, поскольку легальная эмиграция в начале 1930-х годов была уже невозможна, а нелегальная – связана с немалым риском. Кроме того, патриот Тарновский вполне искренне считал эмиграцию изменой Отечеству. Он уже сделал свой выбор в пользу России в 1917 году и решил оставаться верным ему до конца.

   В 1935 году В.В. Тарновский, как бывший дворянин и офицер, был приговорён к высылке из Ленинграда на постоянное место жительство в Северный Казахстан – дикое место, где не было даже железной дороги, а всё сообщение осуществлялось на верблюдах. Сохранилось письмо родного брата второй жены Тарновского, Нины, – академика архитектуры В.А. Щуко, адресованное Екатерине Павловне Пешковой. Первая жена А.М.Горького, была, пожалуй, единственной «легальной» советской правозащитницей, вхожей во многие кабинеты, в том числе и к самому Сталину. С 1922 года она возглавляла организацию «Помощь политическим заключённым», которая просуществовала до 1937 года. На имя Е.П.Пешковой приходили миллионы писем с просьбами спасти несправедливо осуждённых людей, помочь изменить меру пресечения и т.д. Перечисляя прежние заслуги В.В. Тарновского перед Советской властью, академик В.А. Щуко просил Пешкову «спасти» мужа своей сестры, «отца» советского червонца, от несправедливой ссылки. На просьбе академика стоит помета «удовлетворено» – следовательно, Тарновский в 1935 году в ссылку не отправился. Возможно, позднее он был репрессирован, как и все «бывшие» люди и буржуазные «спецы», но каких-либо достоверных сведений о его жизни в 1935 -50-х годах не сохранилось.

  Известно лишь, что В.В. Тарновский скончался у себя дома 19 марта 1954 года. Урна с его прахом была похоронена дочерью Ольгой Владимировной на Ваганьковском кладбище в Москве (участок 38) в могилу младшей дочери В.В. Тарновского Нины Тарновской и его первой жены Александры Васильевны Тарновской.

Елена Карпачева