Дракон войны пометил всех

15 февраля – день вывода советских войск из Афганистана

Каждому поколению выпало свое испытание, которым оно доказывало свою любовь к Родине и верность ей. Для тех, кому сегодня за пятьдесят, это был Афганистан. Мы встретились с Александром Песчанским и Григорием Будником – офицерами ВВС, которые служили в ДРА во время событий, что позже назовут Афганской войной.

В конце 1970-х в Афганистане вялотекущий политический кризис перерос в вооруженный конфликт: режим, взявший власть в результате очередного переворота, потерял контроль над страной. Советский Союз, имея общую границу более 2000 км, терпеть беспорядки у своих южных рубежей не стал. В декабре 1979 г. в Кабул вошли советские войска, поддержав одну из сторон конфликта. Вошли, чтобы, исполняя приказ Родины, задержаться там на долгие девять лет.
Сотни тысяч советских граждан, в том числе и украинцев, побывавших «в Афгане», навсегда запомнили не только пыльные горные дороги и бои с душманами, но и радость от возможности помочь дехканам, дружбу с местными жителями и горячее желание многих из них построить цивилизованную жизнь. Помимо под-держки власти силой оружия, «шурави» – так называли советских людей афганцы – развивали гуманитарную программу: открывали больницы (для понимания – во всей стране был один роддом), строили школы и дороги, развозили продукты, налаживали транспортное сообщение. В Кабуле и теперь стоят целые кварталы панельных пятиэтажек, построенных советским стройбатом.

“ОТ”. – Александр Иванович, Григорий Никанорович, когда вас направляли в Афганистан, не было желания как-то уклониться, отказаться?

Г.Б. – Мы служили там в 1981 – 1983 гг., и перед отправкой уже было хорошо известно, что там происходит. Но отказников в принципе быть не могло, мы офицеры, и понимали, что воевать – это наша работа. Более того, от командировки в Афганистан некоторых военных отстраняли как в наказание – тех, кто проштрафился по службе, кто не справлялся с нормативами как специалист. Это было стыдно – не поехать на войну.
А.П. – Мы были воспитаны на подвигах наших отцов и дедов, мы знали, что такое приказ и что такое интересы твоей Родины. И все понимали правильно.

“ОТ”. – Как вы ощущали себя там – не было сомнений в правильности своих действий?

А.П. – До первой крови. Сомнения если и были, то до первой крови. Когда ты увидел, что делали душманы с теми, кто им не нравился, в том числе и с мирными транспортами, и со своими соотечественниками, не говоря уже о наших пленных солдатах, все сомнения отпадали: мы на войне, и против нас стоит коварный враг. Неправильно называть их формирования бандами – это были хорошо подготовленные и отлично вооруженные подразделения. У них было все необходимое, включая новейшие средства ПВО. Их бойцам хорошо платили, были даже такие таблицы: сколько стоит убитый советский офицер, сожжённый КамАЗ, танк, сбитый вертолет… Было достаточно внешних сил, которые все это финансировали. Еще до нашего прихода из-за внутренних междоусобиц в Пакистан бежали несколько миллионов афганских граждан, из них и набирали боевиков, ведь больше людям нечем было кормиться.
А.П. – Были такие моменты, особо памятные… Вот когда начиналась самая масштабная Панджшерская операция, мы собрались на аэродроме – экипажи, командиры десантников, инженерное обеспечение. Все знали, что будет столкновение с главными силами мятежников, большие бои. Мы сидели, разговаривали, и каждый понимал, что многие уже никогда не увидят друг друга. Но когда настало время Ч, все встали со своих мест и пошли к вертолетам.

“ОТ”. – Что было самое страшное для вас в Афганистане?

А.П. – Гибель людей. Когда у нас сбивали вертолет, эта новость облетала весь советский контингент. И все боялись попасть в плен, потому что духи нечеловечески издевались над пленными. Это, кстати, было ошибкой с их стороны, потому что очень мотивировало нас воевать еще злее. После такого мы все становились другими – по-другому понимали цену жизни, своей и врага. Как говорится, дракон войны пометил всех – и тех, кто многократно ходил в бой, и кто просто видел раненых однополчан.
Г.Б. – Я бы назвал еще климат. Жара за 50 градусов, к обшивке самолета притронуться нельзя, а надо его обслуживать, заправлять, пробоины латать. И все это быстро, между боевыми вылетами, которых несколько за световой день. А в горах, куда летит вертолет, в это время может быть минусовая температура. Или ветер «афганец» такой, что гальку мелкую несет, а для турбин двигателя это уже угроза аварии.

“ОТ”. – Как складывались отношения с местным населением?

А.П. – Мы же не только воевали, Союз очень много помогал экономике Афганистана. На моей памяти около 150 объектов, которые строили заново, оснащали промышленность, наши гражданские специалисты работали в местном образовании, медицине. Мы были убежденные интернационалисты, и местные, кто видел, что мы действительно хотим помочь, относились к нам, как говорится, со всей душой. Ну а кто привык зарабатывать дивиденды на войне, на политике, кто видел в нас врагов – те стреляли в нас.
Г.Б. – Вокруг нашей авиабазы Баграм было несколько кишлаков, одни назывались мирными, другие – духовскими. Вот в таком кишлаке ночью мог остановиться такой себе пикап «Тойота» с минометом в кузове и прямо с колес устроить обстрел нашего аэродрома. Во время такого налета я был ранен тридцатью осколками итальянской мины, два из них до сих пор в себе ношу. Понятно, в такие кишлаки в одиночку ходить нельзя, но с жителями других мы общались, дети к нам прибегали. С военными правительственной армии мы дружили, бывали в гостях. Притом, что это мог быть статусный офицер – например, подполковник, замкомандира полка, а у него дома из мебели только телевизор и железная кровать. Комнаты все пустые, и в них – восемь детей и больная жена, которой наши летчики привозили лекарства из Союза. Тяжело было это видеть. Многие из образованных афганцев искренне хотели для своей страны такую жизнь, какую они видели у нас в стране, и были нам благодарны.

“ОТ”. – После вывода войск не появилось ощущения, что все было зря?

А.П. – Да нет, мы же свое дело сделали как положено: все задачи армией были выполнены. 9 лет южные границы нашей страны были на-дежно прикрыты и от распространения джихада, и от наркотрафика, и от размещения недружественных военных баз. Хотели также помочь афганцам построить новую жизнь, к которой многие из них стремились. Но у них опять начался передел власти, и очевидно, наше руководство сочло, что не стоит в этом участвовать. Да, сегодня можно сказать, что ввод войск в 1979-м был ошибкой, но были на такое решение и веские объективные основания.
Г.Б. – После нашего ухода в 1989 году у афганцев произошел большой откат назад, разгорелась война между разными группировками, разрушено многое из того, что было построено за годы дружбы с Союзом. Я не могу представить, что теперь стало с теми людьми, с которыми мы общались, дружили, там же просто каток войны прокатился и по Кабулу, и по другим городам.
…После общения с этими подтянутыми, энергичными и уверенными в себе офицерами осталось странное чувство. Вроде бы, та война – дела давно минувших дней. И вроде бы на фоне нынешних украинских проблем она не должна нас беспокоить. Но, кажется, мы еще не поняли до конца, насколько наши «афганцы» нужны нам – как пример мужества, чести и верности долгу.

В. Ткаченко