Оставшиеся в живых

     Время и судьбы   

  В 2007 году педагог-организатор школы №8 Любовь Карпова получила в управлении образования задание: опросить местных старожилов, пострадавших от Голодомора 1932-1933 годов. Ей дали список адресов и фамилий. Каждый рассказ записан в отдельном акте с указанием паспортных данных рассказчика, населенного пункта, где он проживал в 1932-1933 годах и теперешнего адреса, а также даты, когда были записаны эти сведения. Под каждым актом – подпись рассказчика, как подтверждение правдивости этих слов. Таким образом эти рассказы, собранные Любовью Васильевной, стали документальными свидетельствами событий тех далеких лет. Они хранятся в школьном музее. А многих рассказчиков сегодня уже нет среди нас.

   22 рассказа, 22 судьбы, жизнь 22 семей в то время, 85 лет назад… Далее – некоторые из них, дошедшие до нас истории очевидцев и пострадавших. Тех, кому повезло тогда остаться в живых.
Мария Кукса, 1927 г.р. Во время Голодомора 1932-33 гг. проживала в селе Иваново Светловодского района. «В семье было шестеро детей. Отец в голодный год привез картошку из Белоруссии, заболел и умер. Семье было тяжело – активисты, когда искали зерно, развалили печь, забрали одежду. Мы ели коржики из сушеных липовых листьев. Чай заваривали из кукурузных початков. Мама, чтобы накормить детей, рвала колоски. Сторож, нарвав колосков, отнес в сельсовет и сказал, что это сделала мать. Маму арестовали и увезли. Трое детей умерли от голода, а я осталась с братом и сестрой. Как-то продержались до весны. Весной вернулась мама – пришла пешком. Стало немного легче. Ели зеленые ягоды, молодую траву, а потом выросли кабачки. Осенью урожай был хороший, но мама умерла, и нас отдали в интернат».

   Антон Демченко, 1927 г.р. В 1932-33гг. жил в селе Михайловке Александрийского района. «Нас у отца с матерью было четверо. Еды не было из-за неурожая. Старшие брат и сестра в поле нарвали колосков, наелись и умерли. Отец пошел в соседнее село к сестре – взять чего-нибудь съестного. Но когда возвращался домой, его убили. Матери с двумя детьми было тяжело. Ходили в лес, собирали желуди, стручки акации и ели – сырыми или вареными. Дома было немного свеклы, можно было хоть что-нибудь приготовить. Весной ели цвет акации, крапиву, горец (гірчак), липу, в лесу рвали морюху (высокую белую траву). Таким образом мама и мы, двое детей, выжили».

   Татьяна Костюченко, 1919 г.р. В голодные годы проживала в Александрии. «В семье родителей было девять детей. Со двора забрали почти все – свинью, зерно, фасоль, чечевицу. Оставили немного капусты, свеклы и картошки. Кроме этого, мы ели макуху, отруби. Было очень голодно. Старший брат в то время отслужил в армии и работал в милиции в Крыму. Он при-ехал и забрал трех младших детей – двух братьев и меня. Потом брат женился, и я жила в детском доме. Сестры, которые остались с мамой, тоже выжили – брат пошел служить в армию, и семьям военнослужащих выдавали паек. А семья дяди из восьми человек умерла с голода».

    Евдокия Обермот, 1930 г. р. Во время Голодомора семья – отец, мать и трое детей – проживала в селе Суботов Чигиринского района Черкасской области. «У нас был огород, скотина. Комсомольцы забрали все, даже дом – за то, что отец не захотел вступать в колхоз. После того, как его «раскуркулили» и все забрали, отец куда-то уехал, а мама с нами тремя жила по соседям, кормила нас маленькой рыбешкой, которую сама ловила в реке. Мама рассказывала, что рвала листья липы, сушила и готовила «котлеты» для нас, варила суп из рогозы. Кое-что давали соседи. Так, мыкаясь по чужим людям, нам удалось выжить».

   Клавдия Рудик, 1924 г. р. «Мы жили в селе Петрозагорье Александрийского района – мама, папа и четверо детей. Я мало что помню. Родители закопали в землю горшок с фасолью, но его нашли и забрали. У активистов была железная палка, которой они тыкали всюду, проверяя, не спрятано ли где зерно или мука. Чтобы выжить, нам приходилось есть лебеду, горец, крапиву, щирицу – из травы мать пекла маторженики. Весной было нечего сажать, даже картофельных очисток. Но выжили все».

   София Галамага, 1921 г.р. Проживала в селе Волковатице Бродовского района Львовской области вместе с отцом, матерью и двумя другими детьми. «В 1932 году был неурожай. Отец уехал на заработки. Есть было нечего. Собирали гнилую картошку, ели лебеду. Мама меняла одежду на зерно. Иногда по дороге у нее отбирали все, что несла – тогда было совсем туго. Но как-то продержались до следующего урожая, выжили все».

   Григорий Крутько, 1926 г.р. «В 30-е годы мы жили в селе Лозоватке Онуфриевского района. Бригада активистов забирала из домов все, что находила. Лазили по чердакам и погребам. Было очень тяжело. От голода пухли ноги. Чтобы выжить, мы собирали на поле гнилую мерзлую картошку. От голода умерли отец, дед и младший брат»…

   Николай Тимченко, 1928 г.р. Проживал в Александрии. «В нашей семье было восемь человек. Отец еще до голода уехал в Симферополь на строительство. Когда начался голод, из нашего дома забрали все, кроме квашеной капусты и свеклы. Этим и питались. Когда ничего не осталось, мама вывезла всю семью в Симферополь к отцу. Там было немного лучше, по крайней мере, была еда. Домой вернулись в 1934 году».

  Мария Беликова, 1923 г.р. Во время описываемых событий жила в селе Иваново Кировоградской области. «В семье было пятеро детей, родители и дедушка с бабушкой. Комиссия, которая пришла в наш дом, забрала все, даже сушеные помидоры. Мама спрятала немного зерна, но сосед, который был в составе комиссии, нашел и забрал. Взрослые и дети пухли от голода, а три брата не дожили до весны. Весной ели крапиву, листья дуба и клена. Мама их сушила, мяла и пекла коржи».

  Татьяна Потоцкая, 1925 г.р. Ее семья жила в селе Желтом Пятихатского района. «Отец умер до голода. Мама осталась с четырьмя детьми. В голодный год, когда начали ходить по домам и отбирать продукты, спрятала на чердаке немного зерна, фасоли и проса на посадку – запихнула в рукава одежды. Активисты все нашли. Мама очень плакала и просила за своих четырех детей. Активисты были свои, односельчане, и оставили им корову. Осенью, когда копали свеклу, мама заставила собрать все мелкие корнеплоды, а потом их заквасила. Всю зиму мы ели свеклу с молоком. Весной ели траву. Маму забрали в сельсовет и продержали две недели, обвинив в измене советской власти. Мы, голодные, насобирали гнилой фасоли, сварили с молоком и чуть не отравились. Летом мама умерла – у нее было больное сердце. Но успела кое-что посадить. Поэтому дальше было что есть».

  Александра Бабич, 1929 г. р., жила в Александрии и была единственным ребенком в семье. «Мама меняла одежду на еду, у сестры брала меленькую картошку и очистки, варила суп. Неподалеку у людей пропала лошадь. Активисты облили ее карболкой, чтобы люди не забрали. Но соседи все равно порубили тушу и взяли по куску. Это непригодное мясо варили в пяти-шести водах, чтобы его можно было есть».

   Анна Лазаренко, 1931 г. р. Село Аудиторовка Светловодского района. «В семье было пятеро детей. Активисты забрали все и почти каждый день ходили проверять, что едят. Если видели, что пекут хлеб, забирали в полицию. Если заставали, что едят суп, ломали ложки. Отец достал где-то мешок муки и мешок картошки и, взяв ночью пятерых своих и пятерых соседских детей, убежал из села. Он сумел переправить детей в Белоруссию, так они выжили. Корову, двух свиней и овощи из погреба – все забрали активисты. Даже сундук с одеждой и обувью, солому и полову, чтобы не было чем топить».

  День памяти жертв Голодоморов (ранее назывался День памяти жертв голодомора и политических репрессий) – памятный день в Украине, приходится на четвёртую субботу ноября. Отмечается с 1998 года (согласно Указу президента Украины Л.Кучмы). В этот день в 16.00 объявляется минута молчания, после чего по всей Украине проходит акция «Зажги свечу», в рамках которой все желающие несут свечи к памятникам жертвам. В этом году День памяти жертв Голодоморов приходится на 25 ноября. По уточненным данным украинских историков, число украинцев, умерших от голода в 1932-33 годах, составляет 7 200 000 человек. Голод удалось локализовать лишь к началу 1934 года.

Елена Карпачева