У каждого своя правда, или Два взгляда на медицину

Мнение пациента

«Приди в больницу и посмотри, какой тут страшный геноцид, – голос Тараса Григорьевича в телефонной трубке дрожал от возмущения. – Я лечусь в терапевтическом отделении. Нет сил больше терпеть. Люди все между собой обсуждают в палатах и в коридоре, а в глаза врачам, медсестрам и санитаркам сказать боятся – вдруг относиться хуже станут, и тогда вообще рассчитывать не на что»…

Конечно, я пришла в больницу. Отметила, что терапевтическое отделение свежее, чистое и уютное после ремонта. Нашла нужную палату. Запах мочи есть (все-таки лежачие больные), но не критически стойкий.

Вызвавший меня Тарас Дробот лежит под капельницей – у него сердечная недостаточность и сильные отеки. «Санитарок не дозовешься, – рассказывает 69-летний мужчина. – Я понимаю, что персонала не хватает, но что делать больным, если нужно встать в туалет или капельница перестала работать? Кого же мне просить о помощи, если не медперсонал? За что на меня кричать?» Сосед по палате подтверждает – на него тоже кричали, и не раз. А разве он виноват, что из-за онкозаболевания его организм не принимает пищу и все съеденное сразу же выходит обратно со рвотой?

«Сюда меня привезла скорая, – продолжает Т.Г.Дробот. – И то я добивался этого два дня – не хотели везти: «Что мы вам, такси?», а я шагу не мог ступить в последние пару недель. Вот и моего соседа по палате привезли в девять вечера, кинули на одеяло прямо в верхней одежде, как собаку, и ушли. У него воспаление легких».

«А почему вы тянули со стационарным лечением? Знали же, что состояние критическое». – «Пенсию ждал, – честно отвечает Тарас Григорьевич. – Лечиться сейчас дорого, сама знаешь. Каждый день в стационаре надо покупать лекарств на 300-500 гривен. А пенсия у меня – 2300 гривен». – «Вы сейчас всю пенсию в больнице оставите, а до следующей за что жить будете?» – «А я запас на зиму картошки, морковки. Есть у меня крупы, капусты наквасил. Проживу».

«Капают мне мочегонное и лекарства для стабилизации давления, – продолжает мой собеседник. – Сам встать я не могу, поэтому нужно постоянно менять памперсы, а кто это должен делать – медсестры или санитарки? Обязанности медработников нигде не написаны и никто их не знает. Вовремя памперсы не меняют, все течет на постель (ее больные тоже приносят из дому), на матрас… Ставили катетер – облили постель кровью. Из-за отеков я не могу не то, что ходить, а даже самостоятельно сесть на кровати. Санитарка, если и придет все-таки, «поможет» так (схватит, дернет и потянет), что в другой раз лучше уж как-нибудь сам. Кормят, правда, здесь хорошо. Но вот лекарств купить некому – других хоть родные проведывают, а я одинокий, сын живет в другой стране. Врач каждый день делает назначения, а в аптеку на первый этаж я спуститься не могу. Заплатил бы уже денег, чтобы кто-то из медперсонала сбегал. Так не хотят. На все претензии один ответ: «Вас много, а я одна». Зато пол в коридоре санитарка моет долго и тщательно. Не спешит. Я понимаю, людей не хватает, все заняты, но как быть больным? Во время обхода никто ничего толком не говорит. За то, чтобы помогли искупаться, нужно доплачивать, за то, чтобы постирали твое постельное белье, тоже.

Если честно, я стараюсь избежать лечения в больнице, только в крайнем случае лечусь стационарно, когда сильно припечет. Два года назад в отделении было лучше. А сейчас сто раз подумаешь, прежде чем лечь. Лучше, наверное, просто умереть дома».

Вот такую историю рассказал бывший горный инженер Тарас Дробот. Когда-то он работал на строительстве разрезов, подрабатывал тренером по плаванию в бассейне «Дельфин», занимался айкидо, пел в хоре ветеранов и сольно в УПП УТОС. А сейчас стал совсем беспомощным…

Что говорят врачи

Иду в ординаторскую. Заведующий терапевтическим отделением городской больницы №1 Роман Владимирович Назвальский, лечащий врач Татьяна Леонтьевна Надимкович, старшая медсестра отделения Виктория Кравчук рассказывают: за больными в отделении ухаживают нормально. Но дело в том, что сейчас остро не хватает персонала. В ночную смену в отделении работает одна санитарка на 55-60 больных, а должно быть четыре. И медсестер не хватает, и врачей. Три санитарки недавно уволились – работа тяжелая (многие медработники сейчас рассчитываются и уезжают на заработки в Польшу. – Авт.). Кого-то из больных рвет, кому-то нужно клизму поставить, за кем-то убрать, и так круглые сутки – не хватает ни рабочих рук, ни времени: «Может, что-то и с опозданием делаем, но из этого не стоит раздувать скандал. У нас большая часть тяжелых больных, и всех нужно обслужить, всем оказать помощь».

По словам врачей, Т.Дробот на лечение поступил очень запущенный, с обострением болезни, отечный, маленькая худенькая санитарка его не поднимет. Памперсы ему меняют, но не сию минуту, как он хочет. Всех одновременно медсестра и санитарка обслужить не могут. Одинокие люди для ухода за собой и работы по дому нанимают социальных работников. В больнице перечня платных услуг нет, ходить за лекарствами в аптеку никто из персонала не должен, санитарки сами делают покупки для одиноких тяжелых больных – по доброй воле. Больных купают, в отделении есть бойлер и оборудована душевая кабинка. Но это в том случае, если им можно вставать. А если, как у Дробота, низкое давление, то человека нельзя двигать. Даже садить нужно потихоньку, не резко.

«После реформы не надеемся на улучшение, – разводят руками медработники. – Минимальный набор доступных лекарств обеспечиваем, но если раньше в перечне было более 500 наименований, то потом Ульяна Супрун его сократила до 100 с небольшим. Мы тоже ограничены рамками. Людей не хватает, лекарств тоже. Пациентов, конечно, очень жаль. Многих больных мы помним еще молодыми и бодрыми, они лечатся у нас ежегодно. И с каждым годом они все больше сдают, стареют, становятся беспомощными. Одинокие, получают трехкопеечную пенсию, что они себе могут на нее позволить? Лекарства очень дорогие. Наши родители и другие родственники тоже в таком же положении. Им тоже приходится лечиться стационарно. Поверьте, мы не разделяем больных ни по какому принципу, для каждого стараемся сделать все, что можем»…

Елена Карпачева