«Враг народа»

      Письма из Магадана

   «Галочка, моя дорогая, моя горячо любимая, мое ясное Солнышко. Вот уже исполнился год, как я получил от тебя последнее, единственное письмо. Получил я его 29 мая 1939 года перед отъездом из Новочеркасской тюрьмы. В следующем письме, которое я напишу, не ожидая от тебя ответа, я опишу свою жизнь за все это время, а пока пишу следующее. По приезде с материка сюда писем тебе не писал. Подал тебе три телеграммы. Ответа на них нет. Сегодня подаю тебе телеграмму, и если на нее не будет ответа, то я просто не знаю, что и подумать. Пожалуйста, не вздумай посылать мне вещевую посылку. Я крайне сожалею о том, что в феврале прошлого года просил тебя об этом. Деньги на вещи ты потратила, а от вещей толку у меня не получилось, в результате только оторвали от детей, а денег у тебя нет. Сейчас вещи мне просто не нужны. Вот от продовольственной посылки я бы не отказался. Но при одном условии: чтобы ты не покупала ничего, кроме махорки и курительной бумаги, а остальное пусть дадут родственники, я их прошу об этом. Ассортимент посылки, кроме сала, сахара, махорки, курительной бумаги и чеснока, не указываю, ибо не знаю, что смогут достать они, но все то, что будет посылаться, должно быть с расчетом на длительное хранение (пребывание в пути). Как только получишь это письмо, сразу же пиши ответное, в котором вышли фотографию свою и детей, в письме опиши, что дала поездка в Москву по моему делу, как здоровье твое и детей, как живешь. Особо меня интересует, помогают ли тебе родственники, кто именно и как они поживают. Надеюсь, письмо придет не позднее твоего Дня рождения. Поздравляю тебя с этим, и хоть в письме нет теплоты, но это не значит, что я сбился в чем-либо и хотя бы на минутку забыл о тебе и детях. Нет, я так же горячо, по-прежнему люблю тебя и детей, так же, как и раньше, готов отдать за вас свою кровь по капле. Когда получу от тебя ответ, когда будет с тобой связь, тогда дам вылиться душе, хотя бы на бумаге, в письмах тебе. Целую тебя и детей крепко-крепко. Додик и Светик! Слушайтесь маму. В следующем письме я, ребята, черкну вам по писульке, а вы, не ожидая этого, черкните мне, как поживаете. Ну и все. Ваш папа Миша. 26 мая 1940 года»…

    И последнее письмо от 15 июня 1940 года: «Галочка, моя любимая, мое Солнышко, Додик, Светланочка, мои милые дети! Несколько дней назад мною подана телеграмма, и возможно, когда я пишу эти строки, вы уже читаете ее. Неплохо было бы. Нужно, в конце концов, нам иметь связь, которой мы не имеем больше года. Если же вами она не была получена, буду надеяться, что вы получили письмо, в ожидании ответа на которое остаюсь любящий вас папа Миша»… И обратный адрес: Хабаровский край, г. Магадан, почтовый ящик №261/5.Больше писем не было…

     Кристально честный человек

   Эти письма Михаил Горланов прислал своей жене, Зинаиде, которую из-за ее роскошных черных волос называл Галочкой. Написанные красивым почерком на пожелтевших от времени листах бумаги, они бережно хранятся дочерью Михаила Горланова, Светланой Терещенко, которая живет в нашем городе. «Наш отец не был начальником и выдающейся личностью, но он был кристально честным человеком и коммунистом, – рассказывает 82-летняя Светлана Михайловна. – Он рано осиротел, в 16 лет стал сыном полка, с 1918 года служил в Красной Армии, в партию большевиков вступил в 1923 году в возрасте 22-х лет. Он отдал свою жизнь партии, армии, своему Отечеству. В середине 20-х женился на нашей маме, Зинаиде Донатовне Тиуновой, к тому времени уже сироте («ОТ» писал об отце Зинаиды – Донате Тиунове, который в 1914-1916 годы, работая в Севастопольской школе авиации, организовал производство деревянных пропеллеров к аэропланам Блерио, Фарман, Ньюпор и сконструировал деревообрабатывающий станок, на котором обтачивались пропеллеры, за что был награжден Николаем ІІ царскими наградами – золотыми именными часами на цепочке и писанной золотом Грамотой «За умелыя руки». – Авт.), родились дети – мой брат Донат и я. Отец служил в Одесской пехотной дивизии, потом – в Харькове и Киеве, заочно учился в Московской военной академии. Мама вспоминала, что он часто говорил: «На первом месте для меня партия и работа, а на втором – ты и дети».

    Отец был очень порядочным, честным и принципиальным, не шел на сделки с совестью, а это не всем нравилось. В Киеве, где мы жили перед его арестом, он служил в штабе КВО инспектором хозотдела. Однажды ночью в нашей квартире раздался стук в дверь – два человека принесли ящики масла, апельсинов и мандаринов – «взятку», чтобы отец порвал акт проверки о выявленных нарушениях, буквально на коленях просили. Отец вынул пистолет: «Или вы уйдете, или я вас тут уложу». Как ни просили – не уступил. Посетители встали с колен: «Ну, Горланов, ты нас попомнишь». И написали пасквиль, что он является членом контрреволюционной организации. В ночь с 10 на 11 мая 1938 года за отцом пришли из НКВД. Арестовали, забрали оружие, несмотря на то, что за несколько дней до этого его наградили грамотой и медалью «За 20-летнюю безупречную службу в Красной Армии». В квартире провели обыск, все перевернули вверх дном, но ничего компрометирующего не нашли. Когда отца уводили, он сказал матери: «Зинушка, не волнуйся, это какое-то недоразумение, я скоро вернусь». Отец свято верил партии и советской власти, даже писал эти слова с большой буквы. Он верил, что придет время, и люди разберутся, кто настоящий враг народа, и правда восторжествует, а те клеветники, которые избивали большевистские кадры, получат по заслугам»…

    Скитания семьи

  27 сентября 1938 года Военная коллегия приговорила Михаила Горланова к 10 годам лишения свободы. Жена проведала его в киевской Лукьяновской тюрьме. Рассказывала, что увидела мужа синим от побоев, в рваной военной форме без знаков отличия. Спросила: «Тебя били?». Надзиратель крикнул: «Горланов! Я запрещаю вам отвечать на такие вопросы!». Михаил сказал, что их всеми силами принуждали подписать то, в чем они абсолютно невиновны. И Зинаида поняла, что это 10-минутное свидание – последнее в их жизни.

   А потом было несколько писем от Михаила. В них он скупо сообщал о том, что из Лукьяновской тюрьмы его перевели в Новочеркасскую, а летом 39-го из Ростовской области этапировали через Урал и Сибирь во Владивосток. А дальше – Магадан, Сусуман, Сейчман…

   Боясь репрессий и разлуки с детьми, Зинаида взяла на руки 4-летнюю Светланку, за руку – сына Доната и, прихватив с собой только чайник с кипяченой водой, уехала в Знаменку к родственнице. «Мама была учительницей, но после того, как отца арестовали, ее не принимали на работу даже уборщицей, – вспоминает Светлана Михайловна. – В Знаменке начальником почты был порядочный человек по фамилии Сулима, он не побоялся взять жену врага народа на должность заведующей канцелярией. А потом была война, оккупация, но мы выжили. После освобождения нашей местности мамин брат Меркурий перевез нас в Кировоград. Он заведовал авиатехническими мастерскими в Канатово, выхлопотал для нас однокомнатную квартиру, а мама устроилась посудомойкой в ресторан – и то по большому блату. Приносила домой еду, благодаря чему мы с братом не умерли с голоду. Брат окончил семь классов, потом Кировоградский техникум механизации сельского хозяйства. Детям врага народа нельзя было поступать в институты, поэтому высшего образования мы не получили. Но нам везло на хороших людей. В Александрии стала развиваться угольная промышленность, и в 1953 году брат приехал сюда. Работал на АЦЭС-1, потом на ТЭЦ-3. Начальство увидело, что Донат хороший специалист, его поставили на должность инженера по рационализации. Женился, дали квартиру. А я, окончив горный техникум, филиал Днепропетровского горного института и получив специальность горного техника-электромеханика, работала в СУ-2, на шахте «Медвежеярской», инженером производственного отдела».

   Реабилитация

  После войны Зинаида Горланова писала во все инстанции, разыскивая следы мужа. Она говорила: «Я знаю, что Миши нет в живых. Если бы он был жив, нашел бы нас». Она даже ездила в Москву, хотела попасть к Сталину на прием, но, конечно, не попала. После смерти матери поиски сведений об отце продолжила Светлана.

  А потом семья получила справку Военной коллегии Верховного Суда Союза ССР от 30 мая 1959 года: «Дело по обвинению Горланова Михаила Георгиевича, арестованного 11 мая 1938 года, пересмотрено военной коллегией Верховного Суда СССР 22 мая 1959 года. Приговор Военной коллегии от 27 сентября 1938 года в отношении Горланова по вновь открывшимся обстоятельствам отменен, и дело за отсутствием состава преступления прекращено. Горланов М.Г. реабилитирован посмертно». В 1990 году пришла еще одна справка – из УВД Магаданского облсовета народных депутатов: «Гр. Горланов Михаил Георгиевич 1901 г.р. прибыл в места лишения свободы Магаданской области для отбытия наказания 2 июля 1939 года. Работал до 1 ноября 1939 года забойщиком на прииске Мальдяк Сусуманского района Магаданской области. С 1 января 1940 года переведен на работу в промкомбинат в поселок Стекольный Магаданской области. Умер 21 апреля 1943 года. Причина смерти – пеллагрический авитаминоз с гастроэнтероколитом и митральная недостаточность. Захоронен на кладбище лагерной больницы в поселке Стекольном Хасынского района Магаданской области. Сведений о сохранности захоронений прошлых лет УВД Магаданского исполкома не располагает». К справке была прикреплена фотография, сохранившаяся в архивных материалах. Снимок сделан незадолго до смерти. На нем Михаилу Горланову 42 года, а выглядит он изможденным стариком…

   Прости, отец…

  Газета «Ветеран» от 14 июня 1990 года опубликовала обращение Светланы Михайловны, где она просила откликнуться тех, кто, возможно, отбывал наказание вместе с ее отцом: «Мы с братом уже сами бабушка и дедушка, но очень хочется узнать всю правду до конца. Возможно, у вас есть какие-нибудь данные о других людях, невинно пострадавших в то страшное время, которые вынесли нечеловеческие пытки сталинских лагерей и остались живы. Сообщите, пожалуйста, их адреса». Откликнулся один человек, который отбывал наказание в тех краях, но М.Горланова он не знал.
После реабилитации мужа Зинаида Горланова получала за него пенсию через военкомат – 59 рублей 60 копеек. Кроме того, получила разовую помощь – 10 тысяч рублей. До денежной реформы это были небольшие деньги, на которые она купила в Москве одежды и еды детям.

  А детям, как наследникам репрессированного, решением комиссии по возобновлению прав реабилитированных Александрийского горсовета №145 от 12.06.2002 года в выплате денежной компенсации было отказано. Но с августа 2015 года С.М.Терещенко получает добавку к пенсии, как дочь реабилитированного – 43 гривны 52 копейки. «Прости меня, отец, за эти копейки…», – говорит она.

   Жизнь продолжается

  Кто виноват в том, что столько людей попало под колеса государственной адской машины в те годы? Светлана Михайловна считает: система. Коронное выражение Сталина: «Нет человека – нет проблем» действовало четко. Но в то же время, многое зависело и от самих людей, работавших в органах власти. «Многие нехорошие люди пользовались этой системой. Это происходит во все времена, хоть и не в таком виде и не в такой мере, – считает Светлана Михайловна. – Отец умер в расцвете сил, а мог бы принести пользу своей стране, своему народу. Но его гены передались детям, внукам. Может, за свои 82 года я невольно кого-то обидела, но никогда никого не обманула, не сделала подлости, не подвела. Так же и мои дети, внуки и племянники».

Елена Карпачева

***

Ты прости меня, Отец,
Что не знаю, где твоя могила…
Ты прости всех нас, Отец,
Что ты умер, а мы живы.

Ты прости меня, Родной,
Что теперь меня не знаешь.
Дед и прадед ты родной,
Внуков, правнуков не знаешь.

Год за годом чередой,
Так и жизнь – одно мгновенье.
Ты, Отец, всегда со мной,
Нет, Отец, тебе забвенья.

                                                С.Терещенко, 16.04.1986г.