Боевые дороги военного врача

Полковник медслужбы Александр Викторович Скичко родился 8 сентября 1950 года в городе Львове в семье служащих. В 1970 году закончил Львовское медучилище по специальности фельдшер. 1970-1972 гг. – срочная служба в СА. В 1978 г. закончил Саратовский мединститут (военно-медицинский факультет). Служба в Вооруженных силах – с 1978 по 2002 г. Афганистан – 1981-1982 гг., Баграм. В настоящее время военный пенсионер. В преддверии годовщины вывода советских войск из Афганистана предлагаем нашим читателям его воспоминания.

Афган меня встретил жарой, пылью, тучами надоедливых мух, обветренными и загорелыми лицами, большим количеством оружия. Оружие было у всех: у солдат, офицеров – всегда, постоянно. Много боевой техники. Все вертелось, казалось, в какой-то непонятной суматохе, но это была жизнь войны, ее дыхание. Это дыхание я почувствовал на себе буквально в первый день моего пребывания на той многострадальной, обожженной войной, омытой слезами страданий земле. В Союзе я служил в авиационном полку, а в Афган попал служить в отдельный инженерно-аэродромный батальон (инжбат). Вот там я понял, что авиация – это один из видов Вооруженных сил, который наступает тылами вперед. Я больше чем уверен, что никто и никогда не задумывался над тем, где же взялись площадки так называемого “подскока”, стоянки, рулежки, взлетно-посадочные полосы, аэродромные коммуникации. Это воспринималось, как будто они были всегда… А ведь для того, чтобы пилот мог выполнить боевую задачу, неутомимые труженики инжбата, не жалея ни сил, ни здоровья, ни даже своих жизней, под палящим зноем, под обстрелами, подрываясь на фугасах, отбивая нападения “духов”, днем и ночью, в неимоверных условиях ковали победу в воздухе. Сколько спасенных жизней! Каждая площадка, каждая рулежка, каждая стоянка обагрена кровью и обильно полита потом простых тружеников инжбатов. Но это я узнал потом, а первый день моего пребывания на афганской земле не переставал меня испытывать и удивлять.

Прибыв в часть, представился коменданту, сдал документы в штаб. Определили место обитания. Но моего сменщика на месте не было – он находился в госпитале, в инфекционном отделении. Как мне сказали, “созрел” – заболел желтухой. Болезнь Боткина косила очень многих. Ехать надо было на служебной “санитарке”. Машина дежурила постоянно возле санчасти. Я в повседневной форме (камуфляж еще не получил) сажусь в машину. Водитель второго года службы спрашивает: “А оружие? Без оружия нельзя”… Зашли в вагончик. На вешалке висели несколько автоматов с магазинами, снаряженными боевыми патронами. Беру автомат, и мы поехали в госпиталь. В моем представлении госпиталь – это палаты, стерильность. Но то, что предстало перед моим взором, заставило меня сразу понять, что я на войне. Инфекционное отделение находилось вдалеке, под горой – это обнесенный колючей проволокой участок местности. Натянуты армейские палатки, а в палатках “созревшие” лежат прямо на земле. Моему смежнику, как офицеру-врачу, выдали матрац. Картина жуткая. Потом я, конечно, привык, нужно отметить, что это было далеко не худшее зрелище.

Ничего не предвещало беды, хотя затишье обманчиво и таит в себе смертельную опасность. Сантиментам поддаваться нельзя. Накрученная пружина никогда не должна расслабляться. Расслабился – жди беды. Даже если не ждешь – она сама тебя найдет.

Совсем недалеко от нашего охранения раздалась интенсивная стрельба, затем в «музыку» боя влились разрывы – интенсивность все нарастала. Все слилось в единую стреляющую, взрывающуюся, плюющую смертельным свинцом симфонию. Весь механизм воинского подразделения действует согласно боевому расчету, четко, слаженно, без лишней суеты. Автоколонна КамАЗистов (батальон материального обеспечения) попала в засаду. Броня, сопровождавшая колонну, осталась на опорном пункте. В этом месте никто и никогда не ждал засады. Ничего не поделаешь: «духи» у себя дома – им знакома каждая тропа, каждый замаскированный подземный ход. Бой был коротким, но жестким. Горели побитые машины, слышались крики, стоны раненых, перестрелка в горах. На размышление времени нет, надо было срочно оказывать первичную медпомощь раненым, эвакуировать их в госпиталь. Моя видавшая виды «санитарка» загружена полностью, шесть человек, двое без сознания, остальные стонущие, кричащие, матерящиеся. Ждать охрану нет времени, каждая минута дорога, каждая минута – это чья-то жизнь. Ящик первой медпомощи в машине, автомат, подсумки с боеприпасами – все со мной, это все отработано до автоматизма, об этом даже не думаешь. Сейчас задача – мобилизация всего себя, чтобы спасти человеческие жизни.

Возвращаемся назад в часть. Среди населенного пункта глохнет машина – закончился бензин. Вот тебе и опытный водитель второго года службы! Это уже начались мои афганские «университеты». Проверяй все сам!

Картина, конечно, не для слабонервных. Заглохшая машина среди населенного пункта, я в повседневной форме, в руках автомат, и сразу же толпа людей: машину окружили дети, подростки, затем стали подходить взрослые, в чалме, бородатые. Я потом узнал, что из подростков формировались диверсионные группы. Могли подложить мину, пырнуть ножом, а открученные подфарники – это уже такая ерунда.

Но тогда я их воспринимал, как детей. Не знаю, чем бы закончилось мое первое знакомство с афганскими обычаями (часто такое заканчивалось пленом, убийством, отрезанной головой), но выручили свои. Проезжали несколько БТРов, остановились. Капитан, сухощавый, как вяленая вобла, действовал решительно и быстро, дал длинную очередь из автоматов над головами и разо-гнал толпу. Заправил бензином и сопровождал до аэродрома.

Потом было много рейсов по дорогам Афгана. Наша часть была укомплектована по штатам военного времени. Одних солдат было более тысячи человек. Действовали три самостоятельные группы, которые базировались в Баграме, Кундузе и Пули-Хумри. Так что всему личному составу и офицерам передвигаться по дорогам Афгана приходилось много. А каждое передвижения по дорогам – практически постоянное соприкосновение с противником. Необстрелянная «духами» колонна – это, пожалуй, исключение, а как правило – каждая колонна подвергалась обстрелу. Интенсивность была разной, были потери, были пленные. Без охраны никуда. Это правило я усвоил твердо. Но однажды мне сознательно пришлось его нарушить.

День катился к закату, наступали сумерки, раскаленное солнце уже вскользь бросало свои острые, жгучие лучи. Еще было жарко, но уже слышалось легкое дыхание прохлады. Вся природа, обессилевшая от зноя, ждала ночного облегчения.

Уже стемнело, без выключенных фар ехать невозможно. А фары – это демаскирующий фактор. Но делать нечего, третьего не дано. Машину подбрасывает на ухабах, причиняя несчастным раненым еще большие муки.

Сзади замигали фары – какой-то транспорт. Может, свои, тоже везут раненых? Из-за шума мотора не слышно, что снаружи. Выстрелов не было слышно, но на лобовом стекле расползлась паутина трещин. Сразу и не понял, что это такое. Водитель кричит: «По нам стреляют». Выставил в боковое окно автомат, не прицельно дал несколько очередей. Свет фар пропал – за нами никто уже не ехал. В госпиталь прибыли благополучно, сдали раненых.

Дальнейшей их судьбы не знаю, я не знал ни их имен, ни фамилий, да наверняка они не знали и моего имени. Хочется верить, что тем ребятам повезло. На ночь мы остались в госпитале, а утром насчитали пять пробоин в машине.

День за днем, месяц за месяцем подошла моя служба в Афгане к концу. Тяжело было или нет? Наверное, больше тяжело. Тяжело было удержать под контролем санитарное состояние, не дать разгореться эпидемии, массовым заболеваниям. Вместо воды всему составу давали заварку из верблюжьей колючки. Питание, гигиена, работа бань, банно-прачечного пункта, прививки, медосмотры, проводы колонн в рейс, встречи из рейсов – целый беспрерывный процесс. Процесс под названием «война». А на войне легко не бывает никому. За службу в Афгане я был награжден медалью «За боевые заслуги». После Афгана был Вьетнам, затем Чернобыль. По итогам моей армейской жизни я стал инвалидом войны 2-й группы. Но я ни о чем не жалею. Если б снова начать, я бы выбрал опять бесконечные хлопоты эти…

Записал Александр Песчанский, участник боевых действий в ДРА