Партнер Порошенко: Я Roshen делал “для себя”, а не на продажу

Корпорация Roshen – больше, чем просто крупный кондитерский бизнес, и даже больше, чем бизнес главы государства. Roshen – болевая точка его крупнейшего акционера – Петра Порошенко, предмет пристального интереса инвесторов и объект горячих нападок многих украинцев. Российский бизнес Roshen – две фабрики в Липецкой области – еще больший раздражитель в Украине и объект разнообразнейших санкций в России.

В первом за многие годы интервью гендиректор корпорации Roshen Вячеслав Москалевский рассказал изданию «ЛІГА.net» когда будет продан Roshen, что будут делать с Липецкими фабриками, и куда плывет корабль под названием Украина (публикуется с сокращениями).

– Последний год был очень сложным для украинской экономики: ВВП упал на 11%, доходы населения – на четверть. Roshen помимо этого оказался в центре политической борьбы и, можно сказать, что и геополитического противостояния. Вячеслав Александрович, как компания прошла 2015 год, какие результаты работы?

– В этом году мы почти перестали падать (в килограммах). Я надеюсь, что по итогам года объем продаж у нас будет примерно на 2% ниже (в натуральном объеме), чем в 2014-м. Это далось нелегко. Если говорить о деньгах в долларах, то, конечно, мы упали. Предварительная оценка – минус 26%. Это влияние девальвации. Думаю, оборот нашей компании будет $450 млн. Но я считаю показатели компании вообще без России.

– Почему?

– В 2013 году у нас с Россией оборот достигал $1 млрд. Но учитывая, что в России совершенно непонятная для меня ситуация, я попросил составить всю отчетность, не включая туда показатели российских фабрик. В России что-то есть, но оно мне даже неинтересно.

– У вас без потерь не обошлось. Вы закрыли, а затем и ликвидировали Мариупольскую фабрику.

– Не совсем так. Еще не ликвидировали. Не хотим этого делать, потому что на нас очень плотно наседает Пенсионный фонд. Нас просто хотят обобрать! Придумали, что все сотрудники этой фабрики должны жить до 80 лет и мы должны оплатить их содержание. Не то чтобы мне было жалко заявленных 3 млн грн, но это безобразие какое-то вопиющее. А если я просто брошу это предприятие, вот исчезну оттуда, что они будут делать?

– Вы сказали, что не учитываете в отчетности корпорации результатов российской фабрики. Что происходит с активами компании в РФ, в каком статусе Липецкая фабрика?

– Статус странный. Мне даже сложно что-то прокомментировать. Когда много лет назад начались дебаты относительно создания Таможенного союза, я понял, что это добром не кончится. Поэтому мы решили построить в России фабрику, чтобы в случае чего иметь возможность производить и там, и тут. Ну, а что происходит в последнее время… Завели какие-то уголовные дела, что для России нормально. Они вообще думали, что мы ведем как-то бизнес странно, но оказалось, что им и предъявить-то нечего, поэтому летом (2014-го. – Ред.) они арестовали там нашу землю. Они надеются, что наш бизнес в России можно похоронить. А он все не умирает. Я им бесплатно не собираюсь ничего передавать, а они не оставляют попыток довести нас до “самоубийства”. Там мы находимся в заложниках, а здесь говорят, что мы у врагов производим конфеты.

– А что сейчас происходит на предприятиях в Липецке? Производство остановлено?

– Производство упало в четыре раза. Но оно есть. Для Украины происходящее там некритично, мы продублировали весь ассортимент Липецка на Кременчугской и Винницкой фабриках.

Мощности по производству шоколада на сегодняшний день загружены процентов на 20, нам нужно все восстанавливать. Кардинально сменился покупатель: обнищал.

– А с Крымом работаете?

– Нет. Я как-то забыл о них и перестал анализировать. Да, там конфеты есть, липецкие. Украинские фабрики туда ничего не поставляют.

– Расскажите, что происходит с самой ожидаемой сделкой в стране. На каком этапе продажа Roshen?

– Послушайте… Первое: о том, что Петр (президент Петр Порошенко. – Ред.) собирается продавать компанию, я узнал так же, как и вы, из газет. Так у него и надо спрашивать, кому он собирается продать свой пакет акций. У меня есть свой, и я здесь работаю. Понимаете? Могу сказать, что я вместе с ним свою долю не собираюсь продавать. Я здесь уже больше 20 лет работаю.

– А купить еще часть акций не думали?

– Первое – у меня нет таких денег. И второе – меня все устраивает. Хотя… Раньше меня не устраивало то, что Петр занялся политической деятельностью, но теперь, когда все получили по башке, стало ясно, что мне даже претензий ему нельзя предъявить.

– Заявлено, что ведется подготовка к продаже, наняты консультанты. По идее у вас в офисе должны толпиться инвестбанкиры, делать due diligence… Но без вашего участия, скажем так, проблематично будет завершить сделку. Мимо вас это не может пройти, согласитесь…

– Отвечу. Я сразу сказал, что, когда Петр Алексеевич будет продавать корпорацию, первое, что он должен сделать, – назначить вместо меня какого-то человека, поскольку я этим заниматься не буду. Потому что я это делал для себя, а не на продажу. Захочет – пусть продает, я же не могу сказать “нет”.

Другой момент, что в обществе появилось осуждение президента: что, мол, хотел продавать, но не продает. Честно говоря, я вообще не понимаю, зачем Петр (Порошенко. – Ред.) заявил о продаже и почему он должен продать именно Roshen, а не, например, 5 канал. Мне непонятно. Но мне было сразу понятно, что здесь, в Украине, никто ничего не купит, пока тут идет война. Ну кому это можно сейчас продать?

– Ранее Bloomberg писал, ссылаясь на вас, что основной акционер оценивает корпорацию в $3 млрд. При этом Nestlé готов был заплатить $1 млрд…

– Так это было когда? Это было до войны еще.

– Заметка опубликована в мае 2015-го.

– Давал интервью я еще тогда, до войны. А сейчас… Это приблизительно, знаете, как… Давайте расскажу на примере нашей сети магазинов. Она у нас, кстати, появилась случайно. Когда мы увидели, что в магазинах хорошие продажи, мы подумали: давайте покупать недвижимость в самых козырных местах под них. Вы думаете, кто-то хочет такую недвижимость продавать? Нет, никто не хочет. Пока человек не доходит до черты, пока он не вынужден продать, он прекрасно понимает, что отдавать дешево стоящий актив не стоит. Он понимает, что больше ему не дадут, а на жизнь ему хватает.

– Вы хотите сказать, что хорошие активы никто в Украине сейчас продавать не хочет?

– Конечно. Это совершенно очевидно. Вот представьте: вы продадите – и что дальше вы будете делать с этими деньгами? Как говорят, выпить столько нереально.

– А с Липецком как? Будете созерцать, как ржавеет оборудование?

– Мы выставили его на продажу. Но как только мы это сделали, все реальные покупатели ушли в подполье. Мы шутим, что как только туда сбежал Янукович, в России начались те же вещи, что и у нас при нем. Покупателей нормальных нет, остались одни менты и эфэсбэшники. А у них специфический подход к покупкам. Только они приходят посмотреть актив – завтра ждите прокуратуру. То есть актив оценили – и на следующий день начинают отжимать.

– Во сколько вы оцениваете российские активы?

– Мы выставили их примерно за $200 млн.

– Не скромничайте, что вы простой менеджер. У вас сейчас уникальный статус – партнер президента. Расскажите, что поменялось в бизнесе Roshen после избрания Порошенко президентом, изменилась ли его вовлеченность в бизнес?

– Его вовлеченность в бизнес уже очень давно была минимальна, сейчас она сведена почти к нулю. Вижу я его крайне редко: раз в три месяца, если не реже.

– А для компании что изменилось? Например, НДС вам стало проще возвращать?

– Да, задолженность по НДС нам вернули наконец-то. Но, если честно, я уже так привык здесь жить и работать с постоянным долгом по НДС, что для нас это потеряло свое значение.

– Скажите, а то, что акции Порошенко переданы в управление трасту Ротшильдов, как-то сказалось на бизнесе компании? Инвестбанкиры не вмешиваются в стратегию, операционную деятельность?  Ну, от Ротшильдов хоть кто-то ходит на совет директоров?

– У нас никогда не было совета директоров. Последний раз я спрашивал Петра Алексеевича, что мне делать, где-то в 1997 году. С 1997 до 2003 года я ему отдавал отчетность, он ее читал и задавал вопросы. После 2003-го даже это происходит крайне редко.

– Roshen обвиняют, что компания быстро развивается, когда в стране кризис: мол, развитие сети фирменных магазинов идет чрезвычайно высокими темпами…

– Это вам так кажется, потому что вы в Киеве живете. Да, мы открыли тут 30 магазинов. Если у вас получилось найти удачный формат и открыть один магазин, то далее это делается очень просто. То, что вы видите, – это папье-маше.

– В декабре прошлого года Сергей Тарута собирал крупный бизнес, чтобы решить, как помочь украинской экономике и бизнесу, в частности. Вас на этой встрече не было. Есть ли у вас рекомендации относительно того, как поднять экономику, помочь бизнесу?

– Меня там не было, я не хожу на комсомольские собрания. Но мне кажется, что ни Тарута, ни Бахматюк не знают, как помочь экономике. Да и мне гениального сказать нечего. Если говорить глобально, то я уверен, что нужно заниматься образованием. Но это долгий путь. Я здесь как китаец – сижу на берегу реки и смотрю, как все движется по течению.

– Налоговые изменения, вступившие в силу с начала года, были приняты довольно скоропалительно. Что вы думаете о налоговой реформе?

– Я перестал этим интересоваться. Когда я был моложе и глупее, я прочитал закон об НДС. Неплохой закон, кстати. Но когда НДС перестали возмещать под разными предлогами, мне стало жаль потерянного на чтение закона времени. Там ведь ничего не написано о том, что НДС можно не возмещать.

Говоря о налоговой системе в целом, признаюсь, что я считаю полным бредом авансовый налог на прибыль. Это же глупость – взимать то, что компания еще не заработала. Глобально, если бы я разрабатывал налоговую реформу, то заинтересовался бы подоходным налогом физлиц. Но начать надо с Порошенко, Бахматюка, Москалевского…